Тему панических атак, их причины и способы лечения мы обсуждали с моим другом Андреем Шинкаренко.
Андрей – программист. Живет в Германии, переехав из Москвы. В 2014 году закончил Вторую ступень обучения гештальт-терапии, но в психологии не работает, предпочитая использовать полученные знания и опыт для себя.
Андрей Шинкаренко:
– Что же такое паническая атака?
Алексей Лемещук:
– Похоже, ты говоришь как человек, который не переживал в жизни нечто подобное.
– Может быть и переживал, но не знаю – оно это или нет.
– Можешь описать свои переживания, которые, как тебе кажется, могли быть панической атакой? Что с тобой тогда происходило?
– Например, еду я в метро, все вроде нормально. Перед этим спешил, чтобы успеть на поезд. Но уже еду, ничего особенного. И тут понимаю, что у меня то ли сердце останавливается, то ли еще что. Мне нужно срочно сесть, становится душно. Я выхожу из вагона, ложусь на скамейку, прихожу в себя. Ощущение, как будто бьет током всего. Страшно: а вдруг я сейчас умру? Ко мне подходит женщина, которая там работает, уводит и поит чаем с шоколадкой. Все нормально. Я сажусь обратно и еду дальше, как ни в чем не бывало. Это оно или нет?
– Очень похоже. Именно так все и происходит. Для человека, который переживает паническую атаку, она начинается внезапно, без какой-либо логической связи. Происходит что-то обычное и, как на пустом месте, начинается приступ. Возникают сильные телесные ощущения: задышка, сильно стучит сердце (иногда, кажется, что оно останавливается), холодеет в груди, ощущение резкой смертельной опасности. Обычно люди начинают думать о проблемах с сердцем, так как у некоторых, во время панической атаки, бывают сильные неприятные ощущения и даже боль в области сердца. По мере развития приступа, человек сталкивается с ощущением «а вдруг я прямо сейчас умру». У некоторых бывает другой страх: «со мной что-то происходит/может произойти беда, так как я не могу себя контролировать». Иногда возникает страх, что сходишь с ума.
Заканчивается паническая атака так, как ты описал: оставаясь только в виде воспоминания. К тебе подошла сотрудница метрополитена и напоила чаем, но очень часто людям никто не оказывает помощь. Ты лег на скамейку, а люди, переживающие паническую атаку, часто боятся показать, что с ними что-то не так.
– Это может сопровождаться физиологическими явлениями по типу падения глюкозы или чего-то такого?
– Конечно. Но я сейчас не о падении глюкозы. Дело в том, что любые ощущения, которые мы переживаем, как эмоциональные, так и физические, обусловлены физиологическими процессами в нашем организме. Для того чтобы испытать такой приступ, должны выработаться определенные нейромедиаторы и гормоны. С этой точки зрения, это можно рассматривать как нечто телесное, не имеющее к психике отношения. Но тело и психику нельзя разделить на отдельные составляющие, ведь мы являемся единым организмом. В случае с панической атакой, психика все же запускает физиологический процесс.
– А что тогда является триггером? Это же прямо какая-то грандиозная реакция.
– У панической атаки есть две основные причины. Первая – то, как человек себя чувствует по отношению к другим людям и к миру в целом, а вторая – существующие аспекты внутреннего мира и переживаний, которые он не допускает к проживанию, он не хочет их чувствовать в реальности. Это две взаимосвязанные вещи.
Когда дело касается единичной панической атаки, как в твоем случае, обычно у человека остается об этом просто неприятное воспоминание. Проблемой это становится, когда человек переживает время от времени такие панические атаки, когда это происходит регулярно (раз в день, неделю, месяц). У таких людей особое ощущение себя по отношению к другим. Они чувствуют себя оторванными от остальных, не чувствуют, что им кто-то может оказать поддержку. Они уверены, что должны быть очень самостоятельными, рассчитывать только на себя и если с ними что-то случится, то они предоставлены только сами себе. Это порождает большую требовательность к себе.
– Т.е. это такой конфликт между тем, чтобы мне помогли потому, что мне плохо и тем, чтобы не заметили, потому что я самостоятельный?
– Это даже не конфликт, потому как человек уверен, что ему никто не может помочь. Для человека с паническим расстройством это вообще не очевидно: он не хочет какой-то поддержки, он просто уверен, что поддержки вообще не существует.
– Не значит ли это, что его бессознательное пытается получить эту поддержку таким психосоматическим способом?
– Этот вопрос я пока отложу. Кроме того, что нет поддержки человек одновременно глубинно переживает будто два противоположных состояния. Он уверен, что может рассчитывать только на себя и одновременно с этим чувствует, что недостаточно сильный, зрелый или взрослый, чтобы полагаться на себя.
– Это как полярность? Я считаю, что должен быть абсолютно самостоятельным просто потому, что я недостаточно самостоятельный, поэтому я должен быть максимально самостоятельным.
– Скорее то, что быть несамостоятельным – невозможно и стыдно. «Так со мной хоть кто-то поддерживает отношения, а если я покажу свою несамостоятельность, то от меня все отвернутся и убегут». При этом сам человек чувствует, что ему нужна помощь и поддержка других людей, но он не может с этим жить, потому как боится, что его отвергнут.
– Т.е. он боится это осознать, но при этом он вовсю в этом уверен?
– Да.
– Но он не впускает это в сознание?
– Да. Все эти вещи происходят в бессознательном. Для человека это неочевидно. Плюс есть еще один дополнительный момент, который и можно назвать триггером: человек начинает испытывать какие-то эмоции в той ситуации, когда его бессознательное запрещает их переживать в этой ситуации или к этим людям.
Объясню на примере. Девушка, выросшая в очень приличной семье, где высшей ценностью считалось быть доброй ко всем и не злиться. Злость в этой семье была под запретом. Могут злиться другие, но в нашей семье нет. И когда эта девушка, во взрослом возрасте, начинает злиться на своего молодого человека, у нее происходит другой конфликт – она начинает испытывать эмоции, очень сильные чувства, но она не имеет права их испытывать, так как тогда она предаст себя и свою семью. И чтобы не испытывать эти эмоции, организм и выдает такую парадоксальную реакцию в виде панической атаки. Конечно, человек уже перестает злиться на кого-то, ему вообще уже не до этой эмоции и эти чувства и эмоции ускользают. Акцент смещается на другое: человек начинает быть озабоченным тем, что с ним происходит приступ.
Тут получается, что бессознательное выдает требование: «Хватит притворяться самостоятельным! Ты не такой». Мы, люди, созданы для того чтобы быть в близкой связи друг с другом и можем рассчитывать на поддержку других. Эта идея очень живая, которую ты задал в виде вопроса. Получается, что само бессознательное показывает, что та парадигма, в которую человек себя загнал, она не жизнеспособна, потому как мы не волки-одиночки, мы издавна всегда жили в сообществах и это наша биологическая обусловленность.
Если рассматривать твой пример, если у тебя больше не было панических атак, то, тот факт, что ты тогда подпустил к себе другого человека – стало чем-то новым. Для тебя это не так очевидно, но ты тогда испытал что-то новое, когда незнакомые люди оказываются не безразличны к тебе и могут просто проявить внимание, поинтересоваться, напоить чаем, спросить «что с тобой» и быть готовыми прийти на помощь. Может быть, вследствие этого ты почувствовал в тот момент большую связанность с другими людьми. Ведь ты мог поступить по-другому: к тебе подходит женщина, интересуясь все ли с тобой в порядке, а ты ей говоришь: «Фрау, со мной все окей. Идите работайте». Такая реакция свойственна человеку, который испытывает панические атаки регулярно.
– Когда это началось в метро, мне показалось, что как-то неудобно перед людьми. Я слышал, некоторые люди говорят, что это чистая физиология и что эту штуку надо лечить таблетками.
– Что об этом думаю я. Люди с паническими расстройствами склонны к тому, чтобы испытывать больший уровень тревожности, чем все остальные. Когда человеку с паническими атаками назначают препараты, которые определенным образом замедляют их тревожную работу мозга, чуть прибивают функцию «тревожиться», то они, конечно, испытывают некоторое облегчение, но когда прекращают принимать препараты, панические атаки возвращаются, так как их нельзя назначать долговременно.
Часто, если врач обнаруживает, что паническим атакам сопутствуют еще и депрессивные проявления, назначаются две группы препаратов – те, которые снижают тревогу и антидепрессанты. Если же врач не обнаруживает проявлений депрессии или не замечает их, то назначает только препараты снижающие тревогу.
Как ты считаешь, можно ли те глубинные бессознательные вещи, вылечить таблетками?
– Нет. Но если у нас есть две стороны: психическая и физиологическая, то можно к одной и той же проблеме подойти как с одной, так и с другой стороны.
– К счастью, фармацевтическая промышленность еще не придумала таблеток, которые меняют психику человека. Поэтому мы еще не роботы и отличаемся друг от друга. В общем, я уверен, что забота каждого совершеннолетнего человека – думать о своем психическом и психологическом благополучии. Правда, в последние десятилетия, фармацевтическая индустрия очень настойчиво агитирует многие симптомы психологических проблем нивелировать приемом препаратов. Но тут происходит такая проблема, что психологические симптомы – это только верхушка айсберга и если ее срезать, то вся махина останется под водой. Не разрешив то, что приводит к паническим атакам, либо через какое-то время это повторится, либо возникнет другой симптом. Потому, что к паническим расстройствам подводят очень серьезные базовые представления о себе, как о человеке, базовое представление об отношениях между людьми и ощущение себя, как недостаточно зрелого.
– Можно ли в принципе вылечить человека от этих атак, чтобы до конца жизни они больше не повторялись?
– Да. Панические атаки и панические расстройства, в моей практике, лечатся очень хорошо. Только работа не направлена на сами эти симптомы. Вместе с пациентом мы исследуем, что приводит к этим паническим атакам. И когда разматываем эти клубки его внутренних особенностей, то уже начинаем работать с этими глубинными причинами. Панические атаки часто начинают проходить уже на этапе, когда их глубинные причины только поняты и признаны. Дальше мы продолжаем работать вглубь для глобального изменения собственного мироощущения, хорошего самочувствия и успешности во всех сферах жизни.
Часто глубинные причины панических атак также являются причинами других проблем в жизни человека, которые могут касаться разных сфер (отношения, работа). Когда мы целостно работаем над разрешением этих причин, то жизнь человека изменяется также целостно.
– Глубинные причины у разных людей схожи между собой или могут быть разные вещи, которые приводят к одному и тоже симптому – панической атаке?
– Каждый человек очень индивидуален и психика каждого человека имеет свою стилистику. Те моменты, о которых я сказал, обнаруживаются у каждого человека, но к этому могут добавляться дополнительные особенности и дополнительные сложности.
– Бывают ли рецидивы? Например, человек вылечился от чего-то, а потом, как при алкоголизме, опять случилась паническая атака.
– Я бы назвал это не рецидивом. В процессе психотерапии, если рассмотреть ее как движение от нижней точки к какой-то верхней цели, то это не плавное движение вверх. Допустим, добравшись до какого-то подъема и разобравшись с рядом проблем, может быть такое, что под влиянием обстоятельств, на какое-то короткое время, человек может вернуться к таким же предыдущим реакциям.
Если говорить о панических атаках, то бывает такое, что человек знает, чего ожидать и само осознание текущей ситуации не приводит к паническим атакам. Допустим, происходит пандемия коронавируса, происходят какие-то массовые изменения и человек на какое-то время, уже не с такой интенсивностью, но тоже может испытать похожие ощущения.
– Такие вещи как коронавирус вызывают всплеск панических атак в мире?
– Я не думаю, что на коронавирус люди реагируют паническими атаками. Коронавирус больше затронул людей склонных к переживаниям относительно собственного здоровья.
Пандемия затронула людей склонных к общей встревоженности и навязчивому моделированию пессимистических сценариев собственной жизни. Эти люди моделируют голод, упадок и одичание. И этот симптом тоже имеет некое отношение к происходящему, ведь никто не знает к чему вся эта ситуация приведет. Коронавирус сильно затронул подозрительных людей, воспринимающих мир параноидно. Они думают о теориях заговора и ищут им подтверждение.
– А человек, испытывающий панические атаки, он понимает в принципе, что с ним что-то не так или для него просто вся жизнь такая?
– Нет, панические атаки обычно не из детства и не из подросткового возраста. Обычно для человека они начинаются ни с того, ни с сего. Как будто бы жизнь идет как обычно и тут у него начинается одна паническая атака, потом вторая, третья и т.д. Потом человек, вспоминая свое прошлое, может обнаружить, что в подростковом возрасте он испытывал нечто подобное, но тогда ему удалось как-то выскользнуть из этого. Обычно это не что-то новое для людей, но что-то сильно забытое. В большинстве случаев они начинают думать, что с их организмом беда и обращаются к врачам.
Те же назначают обследование. Если физиологических причин нет, то современные врачи, которые держат руку на пульсе, рекомендуют психотерапию и дальше начинается проблема. Я знаю такие случаи, когда люди с паническими атаками, обращаясь к психологам, получали от них ответ: «Ну, как вам сказать... Знаете, панические атаки не лечатся. В процессе консультирования, в процессе работы обычно наступает некое улучшение, но не думайте, что вы вообще можете как-то с этим справиться. Считайте, что это на всю жизнь». Мне передавали эти слова мои пациенты и для меня это, честно говоря, шок относительно тех специалистов, которые говорят такие вещи. Потому что, я еще раз повторю, глубинная работа всегда приводит к тому, что панические атаки перестают мучить человека.
– Это работает таким же обычным способом: перевести бессознательное в сознательное?
– Все бессознательное мы никогда не переведем в сознательное. Я иногда побаиваюсь за содержание своего бессознательного, какие фантазии и импульсы скрыты в нем. В целом работает так же. Часть неосознаваемых процессов становятся осознанными, а когда они осознаны, у человека появляется способность уже выбирать способы, как с этим всем обращаться. Интересно, у тебя после того случая еще продолжались панические атаки?
– Это было когда-то давно в Москве. Было что-то похожее. Я помню в своей жизни четыре таких случая. Два раза это точно было физиологическое. Один раз я ходил с высокой температурой, находясь в кругу семьи. Второй раз – постился и у меня был явно пониженный уровень глюкозы. Меня сахаром кормили, это делала «скорая».
– Тогда я понял твой вопрос. Правда, сильное падение уровня глюкозы в крови приводит к тому, что человек может потерять сознание и даже умереть. Люди, страдающие диабетом, постоянно находятся в риске того, что и от большого уровня, и от резкого ее падения они могут умереть. Если они поддерживают уровень глюкозы инсулином, неправильно рассчитали дозу и могли случайно катастрофически снизить глюкозу так, что теряют сознание. Тогда это, конечно же, не паническая атака. Паническая атака связана с кортизолом и адреналином, с выработкой этих гормонов. Но я еще раз вернусь к тому, что чрезмерная выработка запускается благодаря неосознанным психическим процессам.
– Если я хочу вылечиться от панической атаки, сколько времени занимает это лечение?
– Я понимаю, что человек хочет понимать какой путь ему предстоит. Замечено, что если человек приходит в терапию и фокусируется только на панической атаке, то процесс лечения протекает дольше. А вот если мы с пациентом намечаем более интересные цели, чем избавиться от панической атаки, то в этом случае и с самим симптомом панической атаки получается быстрее работать и жизнь человека быстрее налаживается.
Но если говорить в целом, то это от 3-4 месяцев до 2-3 лет. Все зависит от того, как быстро человек обратился за помощью и как укоренилось паническое расстройство в его жизни.
Самое главное понимать, что данная проблема поддается лечению.
Иллюстрация Matt Hardy/Unsplash